МГИМО. Секреты военного разведчика (продолжение) (1 фото) - «Клуб - Юмора»

Кое-что из того, что я рассказывал или не успел рассказать на недавней встрече со студентами и преподавателями МГИМО о нашей работе в Афганистане.

2. Мины на дороге

Первая проблема, с которой мне довелось столкнуться в Афганистане, были мины. В первый же месяц моего командования заставой в зоне ответственности нашей роты подорвались две боевые машины пехоты – одна из дивизии, вторая с девятой сторожевой заставы. Благо, что погибших не было. Но они могли появиться в любой момент.

Саперов у нас в роте не было. Саперам с нашего батальона работы в баграмской зеленке и без нас хватало. Надо было что-то придумывать самим.

Когда к нам на заставу в очередной раз пришел Хасан (командир отряда самообороны из кишлака Кала-шахи), я попросил одного из наших таджиков (переводчика со станции радиоперехвата из 4-й роты 781 отдельного разведбата 108 мсд) перевести Хасану мою просьбу собрать завтра у него на посту старейшин. На следующий день мы с переводчиком пришли в Калашахи.

Со старейшинами я встречался впервые. Когда все собрались, свое выступление начал с рассказа о том, что я — новый командир на Тотахане (гора в 10 километрах южнее Баграма, отм. 1641 м.). В Афганистане человек новый. И мне нужен их совет.

Боец с нашей станции радиоперехвата перевел мои слова. И переводил наш разговор дальше (это позволяло мне не раскрывать все свои карты, в частности то, что я немного говорю и понимаю язык местных жителей, и давало возможность не торопиться с ответами – это было важно).

Я сказал, что какие-то нехорошие люди минируют дорогу между Тотаханом и девятой сторожевой заставой. Старейшины покивали головами и тут же открыли мне большую «тайну», что дорогу минируют душманы. А затем многозначительно посмотрели на южную стену крепости, в сторону соседнего кишлака Баги-Заган. Мол, все вопросы по минированию дороги к ним.

Почему-то я был уверен, что установкой мин промышляют не только жители Баги-Загана, но и ребята из Калашахов. Но говорить об этом не имело смысла. Вместо этого пришлось сказать, что пока мне будет сложно отличить мирных дехкан из Калашахов от душманов из Баги-Загана. Но вопрос с минами нужно решать уже сейчас. И я предлагаю два варианта. Первый вариант: пост самообороны Хасана и местные жители Калашахов охраняют дорогу своими силами. Тогда этой дорогой пользуются и афганцы, и мы. Второй вариант: дорогу охраняем мы. Так как мои солдаты не знают, кто из афганцев — мирный дехканин, а кто — душман, то дорогой будем пользоваться только мы, а дехканам придется ходить в обход. По другой дороге, которой мы не пользуемся.

Пока старейшины обсуждали мои слова друг с другом, один из стариков чуть слышно спросил у моего переводчика его мнение обо мне. Я тогда еще не догадывался, как много может зависеть от ответа обычного переводчика. Переводчик сказал лишь несколько слов обо мне, но старики довольно закивали в ответ. То, что им было нужно узнать обо мне, они узнали.

Посовещавшись, старейшины прикинули, что им выгоднее: установка мин (хотя об этом они, разумеется, не говорили) или кратчайшая дорога к соседнему кишлаку. Дорога была важнее. Вопрос с минами был улажен. Мы расходились довольные друг другом. Я не перегнул палку: чужестранец и иноверец не мог ничего приказывать гордым и свободолюбивым афганцам. Решение было принято самими старейшинами. Просто я подвел их к нужному решению. Старики это прекрасно поняли. Они ненавидели чужестранцев, но уважали сильную «руку». И не догадались, что «сильная рука» просто немного сжульничала.

Ведь, как командир обычной сторожевой заставы я не имел полномочий запретить им пользоваться дорогой. Но я уже почти целый месяц командовал сторожевой заставой и смог сделать то, что было не по силам сделать моим предшественникам – с нашей заставы перестали прилетать шальные пули в сторону кишлака.

Казалось бы, это было такой мелочью. Но не для афганцев. То, что я смог решить эту важную для них проблему, прибавило мне в глазах старейшин «веса». И прибавило доверия, что, раз я что-то сказал, то, скорее всего, так и сделаю. Старейшины предпочли мне поверить.

Когда я уходил, к моему переводчику подошел Хасан. Спросил, что делать, если дорогу будут минировать настоящие душманы? Это был хороший вопрос.

Я догадывался, что с соседями из Баги-Загана старейшины Калашахов смогут договориться, а вот с душманами из соседних банд едва ли. Я кивком показал Хасану на одну из бойниц в его крепости и попросил переводчика сказать ему, что, если душманы поставят ночью мину на дороге, пусть перед рассветом из этой бойницы он посветит фонариком. Свет фонарика будет виден только с нашей заставы. Душманы об этом не догадаются. А мы будем знать о мине. И сами разберемся, что с ней делать. Но никаких претензий к жителям Калашахов у нас тогда не будет.

Хасан кивнул в ответ.

— Хуб, командор, сейс (хорошо, командир, понял).

В своем романе «Шелковый путь» я уже рассказывал об этих переговорах. Не рассказывал лишь о том, как смог решить вопрос с шальными пулями и еще о кое-каких «деталях».

Наша восьмая сторожевая застава находилась на замечательной горке, с которой можно было вести наблюдение в радиусе не менее пяти километров. Примерно на такую же дальность можно было достать практически любую цель из танка, БМП-2 или миномета. В конце сентября, когда сбегу из баграмского инфекционного госпиталя, где лежал с тифом, я разработаю систему управления огнем заставы, которая разом прекратит обстрелы душманами нашей заставы и штаба дивизии из нашей зоны ответственности (https://vk.com/@alexandrkartsev-vysshaya-matematika-komandira-storozhevoi-zastavy).

Но до этого было еще около месяца. А пока я обратил внимание лишь на то, что к реальному бою мы не готовы. Точнее, к нападению на заставу и к ближнему бою. Дело в том, что бойцов у меня на заставе было много: двадцать человек из моего взвода, минометный расчет, танковый экипаж, бойцы со станции радиоперехвата и из управления нашей роты. А вот протяженность позиций еще больше: примерно по сто метров на двух склонах (западном и восточном) и метров по тридцать с южной и северной стороны. Если учесть, что расчет станции радиоперехвата оборонял только свою станцию, экипажи танка и БМП, занимали оборону внутри своих машин, то чисто «пехоты» у меня набиралось чуть более двадцати человек, вместе со мной – семь-восемь боевых троек на 250-260 метров фронта. Как говорится, кот наплакал.

×

И рельеф был не простой. Восточный склон – довольно пологий, на нем можно было вести огонь из стрелкового оружия. Здесь по боевому расчету я разместил пулеметчиков и автоматчиков – одна боевая тройка в долговременной огневой точке, две-три тройки в СПС-ах – стрелково-пулеметных сооружениях.

Все остальные склоны были довольно крутыми. Самое опасное, на мой взгляд, направление было с южной стороны. Несколько небольших скал перекрывали сектор наблюдения и сектор ведения огня. В этом направлении можно было вести огонь из стрелкового оружия, но эффективность его была невысокой. Здесь я размести две БМП-2 (на прямой наводке) и две тройки с автоматами и большим количеством оборонительных гранат (Ф-1 и РГО).

Это направление перекрывалось и огнем нашего «Подноса» (82-мм миномет). Мы уже разобрались со стрельбой из миномета по выносной точке прицеливания. На ночь миномет мы всегда устанавливали в южном направлении, где располагались «Зубы Дракона» (скалы). И минометный расчет, при стрельбе на основном заряде, мог практически моментально накрыть «мертвые» (не просматриваемые и не простреливаемые из стрелкового оружия) зоны — целым морем осколков. Шансов там уцелеть у душманов практически не было.

К северу, от нашей заставы, примерно в двухстах метрах, располагался выносной пост (гранатометно-пулеметный взвод нашей роты) – духи, скорее всего, попытались бы напасть на нашу заставу с этой стороны (это был их излюбленный прием – вклиниваться между нашими подразделениями). Вести огонь в эту сторону было довольно опасно, мы могли зацепить своих товарищей с выносного поста. Поэтому это направление было перекрыто бойцами из управления роты (одна тройка, с большим запасом оборонительных гранат и минами МОН-50). И здесь находился мой командный пункт (еще одна тройка была резервной группой).

В центре заставы (на западной стороне) была основная позиция танка Т-62, который мог вести огонь практически в любом направлении. Как впрочем, и миномет.

С западной стороны был крутой спуск (в этом направлении на дальности километра располагались Калашахи, Баги-Заган и чуть дальше — другие кишлаки). Днем эта сторона была прикрыта одной или двумя БМП-2, расчетом 14, 5 мм. пулемета (Владимирова) крупнокалиберного пехотного и бойцами со станции радиоперехвата.

При нападении душманов ночью с западного направления из-за рельефа местности в ближнем бою эффективность использования боевой техники была практически равна нулю. И поэтому экипажи танка и БМП-2 ночью занимали оборону у своих боевых машин. И вместе с расчетом ПКП и с бойцами со станции радиоперехвата были готовы отразить нападение на заставу с помощью оборонительных гранат (Ф-1 и РГО). Стрелковое оружие предполагалось использовать лишь в самом крайнем случае, при ведении кинжального огня.

Во всём этом не было ничего заумного. Обычная работа командира взвода по организации оборонительного боя и системы огня с учетом особенностей рельефа местности — то, чему нас учили четыре года в военном училище. Это любому командиру взвода было знакомо. И если честно, то в то время я в первую очередь думал о том, как отразить нападение душманов на заставу, а не о каких-то шальных пулях.

Но благодаря тому, что теперь у нас было принято — «мальчики направо (стрелковое оружие использовалось только с восточной стороны, где не было мирных кишлаков), а девочки налево» (в других направлениях упор был сделан на использование миномета, оборонительных гранат и мин МОН-50), мы смогли не только повысить боеспособность заставы, но и, что не менее важно, устранили случайные «ночные» выстрелы в сторону мирных кишлаков – как при проведении стрелковых тренировок, так и в случае возможного нападения на заставу. А то, что духи любили провоцировать наши заставы на обстрел мирных кишлаков (проводя запуск реактивных снарядов неподалеку от мирных кишлаков или обстреливая наши заставы и подразделения с этих направлений), ни для кого из нас секретом не было.

Тогда я еще не очень понимал слова Сан Саныча, что на Востоке наше стремление вести переговоры воспринимается, афганцами как признак слабости. Но наши переговоры со старейшинами прошли более чем успешно. И дорогу между Тотаханом и 9-й сторожевой заставой после этих переговоров не минировали практически полтора года.

Возможно, успех в этих переговорах заключался в том, что перед тем, как прийти на эту встречу я смог решить проблему со случайными выстрелами? Или в том, что Хасан, который не раз приходил к нам на Тотахан, заметил изменения, произошедшие на заставе после того, как я принял над ней командование, и сделал правильные выводы?

Или секрет успеха заключался в том, что бойцы со станции радиоперехвата не очень вникали в то, кто у нас на заставе кем командует. А потому мою бурную деятельность воспринимали, как мой некий особый статус? И поэтому, когда старейшины спросили во время нашей встречи у переводчика-таджика его мнение обо мне, он, не задумываясь, ответил всего три слова – очень большой командир.

Возможно, слова переводчика оказались самыми важными словами в этой встрече. Благодаря которым я не выглядел в глазах старейшин слабым. Тем более что я пришел к ним не на переговоры, а пришел за советом. Это было немного другое.

И, да, я забыл Вам сказать самое главное. После этой встречи в Калашахах мы с переводчиком пообщались и со старейшинами кишлака Баги-Заган. Эта встреча была почти точной копией нашей встречи со старейшинами Калашахов (разве что сигнал об установке мин душманами был немного иной). И на этой встрече я тоже не о чем ни с кем не договаривался. Просто посоветовался. Предложил выбор. И соблазнил старейшин выгодой – возможностью пользоваться этой дорогой вместе с жителями Калашахов. А выгода на Востоке – дело немаловажное.

Александр Карцев, http://kartseveu

(продолжение следует)

P.S. Позднее душманы будут устанавливать фугасы и мины северо-восточнее нашей заставы, в степи Татарангзар — некоторые из них я сниму. И они пригодятся нам при проведении инженерных работ на заставе (взрывчатка на горной заставе никогда не была лишней). Но два фугаса все же сработают. Через полтора года. Один под выносным постом (подорвется БМП-2 с командиром нашей роты старшим лейтенантом Витей Ванаряхой), второй фугас — на подъеме на Тотахан (с восточной стороны, подорвется БМП-2 с замполитом роты лейтенантом Андреем Иваницким). К счастью, все останутся живы.